Блогер Анна Топилина живет в Швеции, где еще в 1999 году была принята уникальная модель регуляции проституции: женщинам, вовлеченным в продажу своего тела, ничего не грозит — уголовная ответственность за покупку секса падает на клиента. Сутенёрство и содержание борделей также запрещены. Иными словами, продавать свое тело можно, а вот покупать чужое тело — нельзя. Анна рассказывает, почему проституция — это не свободный выбор и почему шведская модель — единственный способ помочь проституированным женщинам.
Анна Топилина
Не занимайтесь самолечением! В наших статьях мы собираем последние научные данные и мнения авторитетных экспертов в области здоровья. Но помните: поставить диагноз и назначить лечение может только врач.
Проституция — это насилие, а согласие, купленное за деньги, — это не согласие. Сторонники полного легалайза проституции обычно любят защищать свою позицию аргументом «от феминизма»: дескать, женщин мы уже освободили, идею о том, что женщина — асексуальное существо, которому ничто человеческое не нужно, тоже отменили, поэтому женщины должны иметь право пользоваться своим телом по собственному усмотрению и продавать его, если им так хочется. Кто мы такие, чтобы им запрещать? Ханжи, что ли?
Вместе с этим широко распространён миф о «счастливой шлюхе», которая за большие деньги встречается с шикарными мужчинами и воплощает с ними свои разнообразные сексуальные фантазии, получая и удовлетворение, и денежку. Идеальный же расклад — «ничего не делаешь», только раздвигаешь ноги, а на тебя дождем льётся красивая жизнь, заводы-газеты-пароходы и единственное, чего тебе в жизни не хватает, — это снятия общественного табу и возможности платить налоги и копить на пенсию.
Однако, эти «аргументы» легко разбиваются о реальный мир, поскольку и аргументами-то не являются, а, скорее, фантазиями о параллельном мире, которого в реальности никогда не существовало. Что же у нас есть в действительности?
Проституция — это не свободный выбор женщины
В жизни в 99,9% случаев женщину в проституцию толкает не ненасытное желание секса и не желание «легко заработать». Реальность проста и прозаична: человек, который может заработать другим путём, не станет продавать почку, не станет работать суррогатной матерью для незнакомцев (внутрисемейные дела — вроде «отдать почку брату» и «выносить для двоюродной сестры» — это немного другое), не станет продавать своё тело мужчинам, которые обращаются с ним именно как с товаром. Подумайте сами: что выбрали бы вы? Проституированные женщины — это не какие-нибудь там «особые женщины», которым в кайф секс с незнакомцами, коих они не выбирают, и постоянный риск насилия — они такие же, как вы и я.
Именно структурное неравенство (и исходящие из него нищета и безвыходность) толкает женщин в проституцию, и к сексу это не имеет вообще никакого отношения. «Так почему же она не пойдёт работать на кассу или копать урановые рудники?» — спросите вы и подтвердите внутренне мысль, что «она точно хочет легких денег». Но нет. Далеко не всегда и не для всех доступна даже та самая работа на кассе. И далеко не всегда женщины оказываются в этой «индустрии» по доброй воле — существует как минимум несколько очень рабочих механизмов втягивания женщин в проституцию, начиная с lover-boys — бойфрендов, которые затягивают девушек в проституцию, заканчивая шантажом, подсаживанием на наркотики и прямым принуждением.
К тому же, по статистике, примерно 80% женщин, продающих секс, имели опыт сексуального насилия в детстве или юношестве. И да, для них проституция — это способ или навредить себе и окончательно втоптать себя в грязь, подтвердив этим самым: «Да, я шлюха, неудивительно, что меня в детстве насиловал отец», – или вернуть себе право на своё тело: «Теперь я выбираю, кто меня будет насиловать, у меня есть контроль над жизнью», а на самом деле иллюзия контроля. И это, бесспорно, их право, но это не делает эту практику более безопасной или приемлемой. Мы же не нормализуем резанье рук как оптимальное средство регуляции внутренней тревожности, правда? Самоповреждение с помощью других людей — это все ещё самоповреждение.
Ну и, конечно же, вся аргументация о непреодолимом женском желании секса разбивается о простую истину, что клиенты до сих пор в подавляющем большинстве случаев — мужчины. А продают сексуальные услуги — женщины, и редкие мужчины, которые (сюрприз!) продают себя другим мужчинам. По законам рынка, платит всегда тот, кому нужна услуга: парикмахер не приплачивает клиентам за то, чтобы они согласились на стрижку, а уборщица не платит своим хозяевам за честь прибраться у них дома. Секс в том виде, в каком он существует в проституции, нужен мужчинам и потребляется мужчинами и к реализации женского сексуального выбора не имеет ни малейшего отношения.
Клиент покупает не секс, клиент покупает власть
Секс — это не пассивный ресурс, которым обладает женщина, это взаимодействие по согласию. Процесс, коммуникация, но не товар. Купленное за деньги согласие человека, у которого нет выбора и нет никакой власти над сексуальным актом, права им наслаждаться или выбирать клиентов или практики, – это не секс, а насилие, сознательное использование одним человеком другого. Использование, которое расчеловечивает этого «другого человека» и приравнивает его к вещи, к объекту. А не это ли, собственно, является квинтэссенцией всей патриархальной парадигмы?
И это не просто расчеловечивание. Существует расхожий миф, что проституция нужна тем, у кого нет возможности получить секс другим путём: инвалидам, «некрасивым» и неудачливым мужикам. Однако этот миф с треском разбивается о реальность. В жизни типичный клиент — это обычный, социально адаптированный мужчина, у которого есть постоянная девушка или жена и дети и достаточно денег, чтобы регулярно покупать секс, не страдая от изменения качества жизни. Другими словами, человек, который может получить сколько угодно добровольного секса, но он его не устраивает.
Почему он его не устраивает? Потому что сама цель покупки проституированной женщины — это не удовлетворение сексуальной потребности (ее обычно учатся удовлетворять подручными средствами ещё в раннем пубертате). Это потребность в насилии. Потребность в том, чтобы доминировать, иметь власть над беспомощным объектом, "