В начале XX века в венгерской деревни Надьрев женщины отравили почти всех мужчин. Точное число жертв до сих пор неизвестно: некоторые историки считают, что погибло около 300 человек. Так что же произошло и как жительницы обычного села превратились в «черных вдов»?
Загадочная акушерка
Надьрев – маленькая деревенька, расположенной в центре Венгрии, — тихая и неприметная. Жили там, как в любом другом селе 1910-х годов: трудиться приходилось много, есть — мало. Сор сам высыпался из избы: все знали, чей муж гуляет, а кого из женщин постоянно колотят. Впрочем, били почти каждую: такие «воспитательные» меры считались обычным делом. Разводы были табу: идти некуда, так что терпи да старайся не попадаться под горячую руку.
Всё изменилось в 1911 году, когда в Надьрев приехала Юлия Фазекаш. Объявилась она под чужим именем, назвавшись Жужанной Олах. Рассказала, что муж пропал без вести, а сама она акушерка. Медичку в селе приняли с радостью, ведь в Надьреве не было не то что собственной больницы — даже врача. Сначала к женщине ходили лечить хвори, но вскоре девушки начали бегать к ней, чтобы пожаловаться на тяжелую жизнь. Фазекаш слушала и кивала: знаю, милая, знаю, саму муж лупил так, что по три дня встать не могла.
Первая мировая война вознесла авторитет Фазекаш в Надьреве на невиданные высоты. Мужчины деревни ушли на фронт, а возле села власти разместили лагерь для военнопленных. Женщины, впервые почувствовав свободу, пустились во все тяжкие: девушки заводили романы с иностранными солдатами, впервые узнав, каково это — самой выбирать себе пару. Юлия оказалась незаменимой помощницей: она мастерски делала подпольные аборты. Арестовывали ее за это по меньшей мере 10 раз, но всегда отпускали: судьи сочувствовали и ей, и женщинам, которые к ней обращались.
Военные годы, несмотря на все трудности, стали для жительниц Надьрева лучшими в жизни. Никто не напивался и не буянил в доме, не бил их. Романтические приключения открыли для девушек другой мир, в котором можно чувствовать себя желанной, слушать незатейливые комплименты, ждать встречи с мужчиной с радостью, а не со страхом. Но сражения закончились, и в деревню начали возвращаться с фронта законные мужья.
Уходили из домов одни люди, но явились обратно совсем другие. Насмотревшись на ужасы войны, многие мужчины ожесточились и стали еще агрессивнее. Другие превратились в калек, повиснув на шее жены неподъемной обузой. После глотка свободы привычный ранее быт с побоями и пьянством супругов терпеть было всё сложнее. Каждый день Юлия слышала одну и ту же печальную историю: Жужанна, он меня опять меня избил, не хочу так жить!
Первое убийство
Как-то ночью к Фазекаш пришла очередная жалобщица: женщина по фамилии Такач, как обычно, решила спрятаться от напившегося мужа в доме у акушерки. Беседа напоминала сотни предыдущих: сгорбившаяся на табуретке девушка, обхватив себя руками, причитала: «Убьет он меня, рано или поздно убьет».
И Фазекаш не выдержала. Нагрела воду в кастрюле, бросила туда липкую ленту от мух, пропитанную мышьяком. Перелила раствор во флакон, поставила его на стол и, глядя в окно, обронила: «Вот решение. Не бойся, этот яд нельзя найти». Через минуту хлопнула дверь: гостья ушла, захватив бутылочку.
Через несколько дней муж Такач скончался. Причиной смерти объявили сердечный приступ. А вскоре в дом Фазекаш постучалась другая заплаканная женщина. Вот только пришла она не для того, чтобы жаловаться на побои, а чтобы прекратить их навсегда.
За мышьяком, освобождавшим от ненавистных мужей, выстроилась очередь. Юлия продавала «лекарство» за деньги, но не отказывала никому — просила столько, сколько могла заплатить покупательница. Мужчины в Надьреве начали умирать, как мухи: оказывается, пропитанные ядом бумажки отлично справляются не только с насекомыми. Акушерку уже не уважали, а боялись: по селу поползли слухи, что она — ведьма, умеющая колдовать и управлять злыми духами.
Синдикат «черных вдов»
Но многие женщины знали: нет никаких темных чар и демонов, зато есть настой, который позволяет избавиться от мужа-тирана. В деревне стихийно возник странный синдикат почти из пятидесяти жительниц, убивающих по своим неписаным правилам.
Принимали в «общество черных вдов» только состоящих в браке девушек, а яд им давали лишь для мужей: не нравится любовник — прогони! Запрещалось подсыпать отраву женщинам и детям. Мужчинам, вдовам и счастливицам, чьи семьи были благополучными, о синдикате не рассказывали. Смерти списывали на болезни, алкоголизм и несчастные случаи: отравительницы нередко бросали тела в реку.
Других врачей, кроме Фазекаш, в селе не было, и некому было задуматься, почему так часто умирают здоровые люди. Медикам, работавшим в той же местности, своих дел хватало, и на происходящее в Надьреве никто не обращал внимания 15 лет. За это время «черные вдовы» отравили почти всё мужское население деревни. То, что начиналось как попытка защититься от насилия, превратилось в конвейер смерти. «Вдовы» вскоре забыли свой кодекс и убивали, чтобы избавиться от лишних ртов или получить наследство.
Мари напоила мышьяком мужа, любовника и 23-летнего сына-инвалида. Юношу в его последний день она вытащила на кровати на улицу и попросила спеть. «Я вспомнила, как великолепно он пел в церкви, и сказала ему: "Пой, мой мальчик! Пой мою любимую песню!» Он спел ее своим прекрасным ясным голосом, затем внезапно закричал, схватился за живот, ахнул и был мертв».
Палинка сначала хотела избавиться только от мужа, но после его смерти осмелела и накормила мышьяком родителей, братьев, невестку и тетю. После этого она стала полноправной — и единственной! — хозяйкой целого дома и огромного участка земли. Балинт прибегла к мышьяку, решив, что не может прокормить всех детей. Розали и Роза объяснили свое преступление тем, что мужья им «наскучили», а Мариа раздраженно заявила, что супруг «всё время поступал по-своему», за что и поплатился.